|
|
|
|
Сайт всех тех, кто когда-либо учился или работал в нашем интернате

 

Анискинское сельское поселение округ
Анискино и Тимофеево
Храм у Стромынской дороги
Тимофеево
Поселок Биокомбинат
Райки - Юность
Улиткино
Петр I и Мария Кантемир
Как Марьино Улиткиным стало
Медное Власово
Топорково
Мизиново
Орловский
Кармолино
Леониха
Камшиловка
Поселок Чкаловский
Гребнево

 


Сергей Сергеевич Четвериков

(06.05.1880 – 02.07.1959)

Род Четвериковых неразрывно связан с Щелковской землей. Мы расскажем о жизни Сергея Сергеевича Четверикова, сыне Сергея Ивановича Четверикова и внуке Ивана Ивановича – основателя Городищенской суконной фабрики.

Выдающийся русский ученый-генетик. Основоположник эволюционной генетики. С детства проявлял способности естествоиспытателя. Окончил естественное отделение МГУ. В событиях 1905 года придерживался революционных взглядов. Был совершенно равнодушен к делам на фабрике. После революции 1917 года остался в России. Удостоен многих званий и наград академий Европы. Был репрессирован. В последние годы жизни ослеп, и к нему переехал жить брат Николай. Оба похоронены в Нижнем Новгороде (Горький). В 1990 г. на биологическом факультете Нижегородского университета создан музей его имени. 1-я жена Елена Яковлевна Пархоменко (1873-1963), 2-ая жена Анна Ивановна Сушкина (1882-1947). Дочь Елена (1903-1970).

Четвериков С.С.

Из Родословной росписи потомков И.И. Четверикова, составленной Н.А. Добрыниной:

Уходит время и сейчас уже по крохам приходится собирать письменные свидетельства родственников, соратников по политической, экономической и научной деятельности, тех людей, кто знал и помнил трех братьев Четвериковых. Живых свидетелей уже практически нет. В этом сегменте семьи, как в зеркале истории, можно увидеть и противоречия, и достижения, и поражения ХХ века. Безусловно, самой выдающейся фигурой, центром нашего повествования является средний брат - Сергей Сергеевич. Было время – знакомством с ним гордились, но вот потом пришел другой период, когда его предали анафеме, и те люди, которые его превозносили, публично его же поносили. «И комсомол не остался в долгу: в МГУ, где С.С. Четвериков преподавал, юноши и девушки, бушевали, осуждая Учителя за то, в чем по трезвому размышлению, осуждать было безнравственно». В истории генетики в одной строке, как из камня высечены три русско-советских имени – Н. Вавилов, Н. Кольцов и С. Четвериков. Судьба всех трех трагична. Вавилов, томившийся в нечеловеческих условиях в одиночке Саратовской тюрьмы, погиб – неизвестно точно когда и как. Кольцов, выгнанный за пределы науки, не выдержал сердечного приступа, его жена покончила с собой на следующий день. Сергей Сергеевич же пожил долго. Уже практически слепой и глухой он умер вдали от родного дома, в горьковской ссылке. Он как бы проложил туда путь академику А.Д. Сахарову.

Наставление

В истории генетики С.С. Четвериков – одна из самых значительных и вместе с тем трагических фигур. При жизни было опубликовано всего лишь 20-30 работ, но они по праву сделали его основоположником целого направления – генетики популяций. Признание пришло к нему лишь в конце жизни. Он был выбит из науки в момент наивысшего взлета. Он не любил писать и оформлять свои работы к печати из-за через чур обостренного чувства ответственности за свое печатное слово. Арест и ссылки надломили и погасили в нем творческое вдохновение, которое раньше притягивало к нему молодежь. А ведь он был в МГУ первым лектором по генетике.

Сергей родился в семье генетически богатой на знаменитости. Об отце – Сергее Ивановиче написано довольно много, мать была из рода Алексеевых. Она «хоть и с домашним образованием (как тогда полагалось) владела свободно тремя языками. Постоянно мы получали и читали все главные русские журналы, так и периодические издания из-за рубежа». Брат матери Николай Александрович Алексеев был Московским городским главой – нечто вроде теперешнего мэра. Реконструкция старинного акведука в районе ст. Яуза, строительство знаменитой психушки «Кащенко» были осуществлены на его средства, и еще раньше психиатрическая больница носила его имя. По иронии судьбы Николая Александровича зарезал сумасшедший. Н.А. Алексеев был душеприказчиком Третьякова и при его участии знаменитая картинная галерея была передана Москве. А кузен – Константин Сергеевич Алексеев? Это же знаменитый Станиславский. В кронах генеалогического древа Четвериковых можно найти и академиков И. Тамма, Н. Кольцова, и даже чемпиона мира по шахматам Александра Алехина. Вот поистине кладезь генов совести и ума. Академик Эфроимсон, ученик Сергея Сергеевича, говоря о «гене гениальности», упоминал и об особом гене – «четверикоме».

О детстве Сергея и его братьев - Ивана и Николая - вспоминает их отец Сергей Иванович в своих записках «Разные забавные случаи из жизни моих детей». Вкратце перескажем те из них, которые показывают будущие увлечения.

Вот первая попытка авиации в России. Четвериковы купили дом в Кашинцеве в 1871 году, он стоял на нагорном берегу реки Клязьма, а на другом – село Анискино с большой колокольней ее белой церкви. В 84 году Сережа во сне увидел, что влез на балюстраду переднего балкона дома и расправив руки полетел к Анискинской колокольне. Впечатление ото сна было столь ярким, что Сережа, воспользовавшись ранним утром, когда все еще спали, выбежал на балкон и махнул, но вместо полета очутился в цветочной клумбе. Остался цел, но крику было много.

Сконфуженный экспериментатор. Сережа еще сызмальства проявлял стремление к разным исследованиям. Видя, как из горошины вырастает много гороха, решил посадить деньги. В саду близь детской он закопал гривенник. Это заметили Ваня с Митей, и когда Сережа уснул, вставили в то место хворостинку с медными жетонами от детской игры. На утро Сережа побежал к своей посадке, сначала обрадовался, а потом заплакал, потому что все жетоны были медные.

Страсть к естествознанию появилась у Сережи с раннего детства. Вместо игры в мяч он занимался тем, что лазил по траве и близь луж, наблюдая жизнь всяких букашек-таракашек, и к обеду являлся всегда чумазым. Чистые штанишки выдавались 2 раза в неделю. Мать пошутила, что если пачкаешь штаны так часто, то потрудись платить прачке за каждые по гривеннику. Мать рассчитывала на его скупость. Вечером она вошла в детскую. Сережа спал с улыбкой праведника, рядом лежали грязные штанишки, а сверху гривенник.

Николай вспоминает: «Брату было лет 7-8. Дом в Кашинцеве стоял на горе и отец никак не мог добыть хорошей воды. Рыли шурфы то тут, то там. Внизу был под горкой старый-престарый колодец, зарос ряской, весь сгнил, вокруг сырость как на болотце. Нам было строжайше запрещено ходить к нему. Однажды отец увидел брата у колодца, он вспылил и оттащил брата. «Я только инфузорию! Я только инфузорию!» - визжал Сережа. Это было первым страданием за науку.

На уроки грамоты своих детей мать всегда приглашала детей из села Анискино. Летом для детей были уроки шитья и рукоделия. Николай отменно готовил, штопал одежду. Сергей к этому относился с пренебрежением. На него возлагали другие надежды. Отец запрещал отвлекать Сережу от книг, его занятий. Болезненное самолюбие, завышенная самооценка, высокомерие к другим, «комплекс отличника» - стали в будущем причиной его малых публикаций. Любая недоделка воспринималась как глубокая трагедия.

В доме по-немецки начинали говорить раньше, чем по-русски. Гувернеры были немцами.

На сенокос выходили все вместе с рабочими, даже дошкольники с гувернерами. Так преодолевались сословные предрассудки. К труду прислуги относились с уважением. Зимних пальто мальчикам не шили и они для закалки ходили в демисезонном. Увлечения всегда поощрялись. Но если Иван любил лошадей, и ему ее купили, то на его плечи ложилась полностью забота о кормлении, чистке и выездке лошади. Конюх, возивший отца, не вмешивался в дела Ивана.

Было бы здорово для краеведения если бы Сергей учился в Анискинской школе, которую патронировала его мать Мария Александровна. Но он начал учиться сначала дома, гувернер, страстный натуралист, приучил Сережу к общению с природой. Потом мальчик был отдан в частное реальное училище Воскресенского. «Это было совершенно исключительное и прекрасное учебное заведение, о котором сохранились самые признательные воспоминания. Именно ему и его учителям я обязан главнейшими чертами моего характера и основным направлениям моей жизни. Основанное Константином Павловичем Воскресенским (Костей – как мы его любовно звали), выдающимся педагогом «божьей милостью», оно оставило позади большинство других учебных заведений Москвы и особенно правительственные, как реальные училища, так и гимназии. Среди наших преподавателей было немало с ученой степенью магистра: так, например, живую природу преподавал И.А. Каблуков, будущий всемирно известный химик и академик» - вспоминает С.С. Четвериков. Биолог из училища Зыков часто проводил лето у Четвериковых.

«Когда мы отдали тебя в реальное училище, мы думали сделать из тебя настоящего образованного инженера, который взял бы на себя труд по руководству фабрикой» - редкий отец не захочет, чтобы сын пошел по его стопам. Этот же талантливый юнец заявил, что он хочет стать профессором зоологии. Отец даже выпрямился в кресле: «Что?! Что ты сказал?» Но трудное слово «профессором зоологии» было уже произнесено. Самое поразительное, что он стал им вопреки всему. А пока отец, буквально потрясенный заявлением среднего сына, дает ему денег и отправляет юношу 16-ти лет от роду, одного в Германию в Промышленно-экономическое училище г. Миттвейде к западу от Дрездена. Пусть одумается и на всякий случай подучится математике.

Сын добросовестно проучился всю зиму, осваивая технические науки. За рубежом Сергей лишь утвердился в своем решении. В отношениях с отцом наступило отчуждение и тягостное выжидание. На письма Сергея Ивановича о том, что «перестал ли он думать о своей зоологической дури», сын отвечал, что «это не мимолетная блажь, вне биологии для меня нет другого призвания». Отец «убедился в бесполезности своих усилий сделать из меня инженера и сознает это с чувством глубочайшего сожаления. Он слагает с себя всякую ответственность за мое будущее и представляет мне полную свободу строить личную жизнь. Он гарантировал мне денежную помощь на все время дальнейшей учебы. Но он поставил непременное условие, что если я возвращусь в Россию, то могу ехать куда угодно, кроме Москвы, кроме родной семьи. Он хотел оградить младшего брата Колю от вредного влияния и не мог допустить, чтобы с ним повторилось тоже самое. Опасения отца были обоснованы, т.к. я имел на брата неограниченное влияние» - пишет С.С. Четвериков.

Сергей в два счета ликвидирует свои немецкие дела в техникуме и на квартире, едет в Россию. В Москву нельзя, в Питере сыро и холодно, тогда он направляется в Киев. Чтобы стать зоологом, нужно поступить в университет, а для этого необходимо окончить гимназию. За полтора года он штудирует весь 8-летний гимназический курс предметов, включая древние языки. В середине сессии он заболевает брюшным тифом, но больным сдает все экзамены, кроме греческого, выдержав испытания по латыни и старославянскому. С блеском он пишет сочинение «Почему мы должны дорожить памятниками древности?» На переводе с греческого на русский ему стало плохо. (Диагноз - брюшной тиф с осложнением – тромбоз магистральной вены левой ноги. До конца жизни Сергею придется ходить с бинтом.) Однако, учитывая хорошие оценки и болезнь, классический язык ему простили. На сессии преподаватели настояли на тройке с двумя вожжами и выдали аттестат зрелости.

www.letopisi.ru

После такого перенапряга Сергей сразу же слег и несколько дней лежал в бреду. Когда он очнулся, то увидел мать, которая успела приехать в Киев. Она сразу увезла сына в Кашинцево, где он пролежал до сентября, потом семья выехала в Крым. Здоровье поправилось и цель достигнута – прошение в университет со всеми необходимыми бумагами, направлено в МГУ и было удовлетворено.

«Сколько я могу себя помнить, - пишет С.С. Четвериков в своих «Воспоминаниях», - я с какой-то болезненной чуткостью и привязанностью относился к окружающей меня природе, будь то растения или животные. Каждая березка, каждый дуб, росший вблизи нашего дома, были мне близки и знакомы, они были мне родные и любимые, и их жизнь, их судьба неразрывно сливались с моей жизнью. Помню до сих пор то невыразимое отчаяние, горе и страдание, которые я испытал, будучи шестилетним мальчиком, когда стали сводить вековой сосновый бор в полукилометре от нашего дома. Чем старше я становился, тем глубже осознавалась мною эта любовь ко всему живому. И вот в 6 классе эта любовь перешла в сознательное желание сродниться с природой не только душой, но и умом». Эти строки были написаны Четвериковым за год до смерти, но они и нас трогают своей высокой духовностью и любовью к нашей родной природе.

В 1900 г. он стал студентом Московского императорского университета на естественном отделении физико-математического факультета. Красивый мундир, шпага на левом бедре, студенческая парадная форма. При столь прекрасных внешних атрибутах неведомо откуда появляется революционность взглядов. Интересно, что, находясь в Киеве в 1900 году, Сергей женился на Елене Яковлевне Пахоменко, о чем родители узнали только в 1903 году после рождения внучки Леночки.

Участие в подпольных политических кружках, забастовках, митингах и собраниях, распространение и чтение социал-демократической литературы, казачьи разгоны, аресты, отсидки – вот его жизнь в те годы. Он становится одним из организаторов студенческих волнений, попадает в Манеж и потом Бутырки. Время шло, а революционный настрой возрастал. В 1905 году 25-летний Сергей был выбран во Всероссийский стачечный комитет от московского студенчества и организовывал забастовки на фабриках и заводах, даже на своей Городищенской. Брат Николай тоже подпольщик, заведовал нелегальными складами политической литературы московской организации большевиков. И хотя брат Сергей был меньшевик, они оба прятали подпольные книжки в доме отца. Так и жили тогда братья: то в Кашинцеве, то в Бутырках, то в полицейском участке на Якиманке. Случилось как-то, взяли сперва Сергея, потом Николая. Спорили тогда 2 тюремных этажа: «У нас Четвериков. – Нет, у нас». Выяснилось, что оба здесь, в тюрьме. Свели их в одну камеру. Сергей рассказал со смехом, как он уберег тетрадь Николая с адресами явок: «Верь, не верь, бабочки помогли. Разложил коллекцию перед ротмистром, он загляделся. Какой уж тут обыск». В феврале 1906 г. Николая схватили с тюком прокламаций и на полгода засадили в тюрьму.

Бабочки, бабочки… с них все началось. Тарбагай, Хибины, Крым, Урал, Теберда – где бы ни жил Сергей, первая забота схватить сачок, морилку и на лов. Но вскоре понял, что весь мир в коробки с этикетками не уложишь, нужно понимать, откуда такой мир пошел. От бабочек к Дарвину, потом к Менделю, а тут прямая дорога к мухе дрозофиле и стал средний Четвериков изучать гены. В 1910 году публикует, как тогда было положено на немецком языке, магистерскую диссертацию (на русском она появилась только в 1983 г.).

1917 год. Череда революций. Октябрь расколол семью Четвериковых. Отец, лишившись фабрики, просит новое правительство остаться на ней хоть технологом, хоть инженером. Ему обещали, но в течение 5 лет до отъезда в Швейцарию его трижды сажали в Бутырки, где при царе сидели его Сергей и Николай. Лишь после третьего ареста отец понял, что так он долго не протянет. Говорят, старший Четвериков получил разрешение лично от самого Ленина и отбыл с женой и дочерью Машей в Женеву. Маша до 1919 года была старшей медсестрой в госпитале, располагавшемся в здании, построенном под Городищенский детский очаг.

Сергей вместе с братом Николаем, в будущем известным математиком, остались в новой России. Голод, погоня за куском хлеба. Братья жили в тесной квартире на улице Мошкова. Четвериков работал сразу в пяти местах – утром в университет, потом генетическая лаборатория, оттуда в Политехнический, в библиотеку, часто в Звенигород на станцию к Н. Кольцову. С этой революцией было не до эволюции. Только в 20-м году он с головой ушел в генетику. В 1921 году Сергей Сергеевич уже известен, в 1923 г. организовал и возглавил свою генетическую лабораторию в институте Н.К. Кольцова, где провел серию экспериментальных исследований по проблемам общей и эволюционной генетики. Из нее в последствии выйдут академики Б. Астауров, Н. Дубинин, «Зубр» - Н. Тимофеев-Ресовский и другие. Лаборатория знаменита новой формой научных собраний и дискуссий – СООР(Совместный ор). Вместо скучных докладов – свободный обмен мнениями, не взирая на чины, степени и звания, за самоваром в гостях у кого-либо, чаще у самого Четверикова. Требования к приему в СООР были суровы. Его участник должен читать на трех европейских языках, писать хотя бы на немецком, постоянно знать, что происходит в области генетики за рубежом. Потом эти вроде бы тайные собрания припомнят Сергею Сергеевичу. И случай ждать себя не заставил.

http://www.topos.ru/articles/0605/04_02_01.jpg

Наш герой поставил перед собой великую цель – он задумал соединить генетику с эволюцией. Эту глобальную задачу он решил и теоретически, и экспериментально. Идеи, как люди, пленяют простой, но на практике оказываются не совсем простыми. Не хочется говорить высокопарные слова, но даже лишь единственная, как у монаха Грегора Менделя, четвериковская статья 1926 года под названием «О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики», которая была почти мгновенно переведена на многие языки, обессмертила его имя. Полсотни страниц разбили кошмар, мучавший Ч. Дарвина. Старая дарвиновская идея о мелких мутациях переведена Четвериковым на язык формул и строгих расчетов, было доказано, что генетика не отменяет теорию эволюции, а наоборот расширяет наши знания о природе наследственности. Доклад на Берлинском конгрессе стал сенсацией и вызвал бурю оваций.

Так вот про случай. В тот 1928 год в Москве ждали австрийца Пауля Каммерера. Ученый пришел к сенсационному выводу: под влиянием внешней среды, как именно – секрет, можно вызвать образование брачной мозоли на передней лапке лягушки. Что за ерунда, улыбнетесь вы. Пример смешной для непосвященных. А генетики не могли доказать, что под воздействием внешней среды можно получить мутации, а Каммерер получил. Его ждали, чтобы австрияк, к тому же коммунист, раскрыл свой секрет. Но тут англичанин Нобл написал, что эта злосчастная мозоль подрисована на фото тушью. Ох, какой же был скандал! В Вене австриец приставил пистолет к виску и … И все бы ничего. Но в Коммунистическую Академию приходит открытка: «Поздравляю Академию с самоубийством Каммерера.» Подпись – Четвериков. Кто тот мерзавец, отправивший это послание, неизвестно. Нужно было бы взять и выбросить эту гадость, но клеветники опубликовали ее в газетах, в журнале «Чудак» была даже карикатура Кукрыниксов. Было даже подозрение, что это сделал, если и не сам С.С., то его брат Николай. И на Четверикова обрушилась волна гнева. Да, у него были научные разногласия с умершим, но никто и думать не захотел, что не мог истинно русский интеллигент, глубоко порядочный человек совершить столь грубый, жестокий, а главное, бессмысленный поступок. Даже не стали выяснять какой из наших Четвериковых это написал. Повод расправится с «бывшим» появился. Университетские комсомольцы бушевали, яростно клеймили своего профессора. Травля продолжалась до 1929 года и вот, спустя четверть века, Сергей Сергеевич вновь оказался в Бутырках, можно сказать, фамильном остроге Четвериковых. Академик Н. Кольцов предпринимает отчаянные попытки спасти нашего героя, пишет письмо А.М. Горькому, правительству, доказывает, что под той кляузой не его подпись. Ничего не выходит.

И все-таки Четверикова выпускают на свободу, высылают на Урал, даже дают должность консультанта по организации свердловского зоопарка. Но надо жить! Три года спустя, уже во Владимире он работает в школе и педучилище учителем математики. Потом переправляют в Воронеж, а затем в Горький. Здесь его жизнь вроде бы налаживается. Он становится деканом биофака в ГГУ, профессором. Но на генетику для себя Четвериков наложил обет молчания, ему слали статьи, а он их складывал в ящик. Он был от роду тиходум. Он не умел спешить, лидировать, обгонять.

Горький. Возможно, конец 30-х. http://vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NATURE/03_05/NIKORO.HTM

Зимой 1937 года ученого неожиданно навестил ученый секретарь Наркомзема. Время было строгое и разговор короткий. Нужна парашютная ткань, мы не можем больше зависеть от Японии. Он предложил Сергею Сергеевичу приспособить китайского дубового шелкопряда к русским холодам, т.е. заказал неслыханную доселе породу. Четвериков сразу понял, что идея провальная. От Молдавии до Татарстана пытались приютить гостя, но везде были неудачи. Китаец охотно ел наш дуб, но осенью заболевал, мерз и подыхал. Но ученый согласился и стал пытаться вывести скороспелую породу, чтобы цикл размножения уложился в наше короткое лето, или же растянуть цикл, чтобы шелкопряд зимовал в стадии личинки или куколки. И вывел-таки моновольтинную породу, получил орден «Знак Почета», и задумал переселить шелкопряд на березу и другие наши деревья. Интересно, что степень доктора биологических наук, С.С. Четвериков получил лишь в 1945 году без защиты диссертаций, кстати, кандидатом он стал в 1938-ом тоже без защиты.

Подошел 1948 год – год окончательного разгрома генетики академиком Т. Лысенко. Известный яровизатор и нашего шелкопряда стал воспитывать холодом да сгубил все дело. Червяк, к сожалению, не знал, нового агрономического учения. Ректор А. Мельниченко, не дожидаясь пока волна репрессий докатится до Горького, решил избавить Сергея Сергеевича от унижений и травли. Он увольняет ученого по болезни. Но перед этим Мельниченко пытается убедить Четверикова отречься от своих убеждений, тогда есть надежда оставить его в ГГУ. Генетик долго молчал, но потом ответил: «Даже, если я отрекусь, то кто же поверит мне?». Его увольняют на мизерную пенсию. (Интересно, что Мельниченко потом сам занял место Четверикова и возглавлял его кафедру до 1983 года.).

Трудно представить, как ученый прожил это время. Он продает оставшуюся фамильную посуду, вещи, кое-как сводит концы с концами. Ему помогает младший брат Николай, который часто приезжал из Москвы, а потом и вообще перебирается в Горький.

Последние годы он почти не видел и не слышал. Читать и писать не мог. Очередной третий инфаркт, разбивший его по время июньской грозы 1959 года, последней в его жизни грозы, не оставлял надежды на выздоровление. Он впал в забытье, и 2 июля 1959 года великого генетика не стало. Казалось, что Четвериков ушел из жизни почти забытым. Даже из поля зрения «чрезмерно бдительных» одинокий изгнанник выпал. Читаем его последние письма, надиктованные брату: «Нелегкое это дело носить на плечах 79 лет. Какой-то внутренний процесс сжигает мою жизнь». И вдруг старик засветился надеждой: «Что-то начали в последнее время обо мне вспоминать, сначала за границей, потом у нас. Моя генетическая работа упоминается с очень лестными эпитетами – замечательная, прекрасная и даже «сделавшая эпоху». Чует Сергей Сергеевич какое-то движение, студенты заглянули, просили прочитать лекцию по генетике. После 30 лет забвения вспомнили. Академик Шмальгаузен принял за него награду Берлинской Академии наук (ГДР) «Леопольдины» медаль «Планшета Дарвина», но она не дошла до адресата, было поздно. Жил человек, думал, страдал, пришла пора - умер. Жизнь и смерть Сергея Четверикова была трагедией, но не поражением. Его принципы, заложенные в 20-х годах, определили развитие генетики в последующие полвека и вплоть до наших дней. Не это ли его след на земле? Его бессмертие? В учениках он переживет свой прах. 14 мая 1973 г. на открытии памятника С.С. Четверикову в Горьком выступил академик Б. Астауров и высказал глубочайшую благодарность своему «глубоко чтимому Учителю». На центральном входе в здание биофака ННГУ висит памятная бронзовая доска.

http://niznov-nekropol.ucoz.ru/index/0-10

Но не сразу было так. Член-корреспондент РАН И. Жимулев вспоминает: «Мы пошли на центральное в Горьком Бугровское кладбище, где похоронен Четвериков, и А.Ф. Назарова показала мне могилу, расположенную в самом дальнем углу, среди нечистот, битых бутылок и мусора. На металлической крышке от консервной банки, прибитой к деревянному столбику, с помощью гвоздя и молотка была выбита неровная надпись «Профессор С.С. Четвериков»… В сентябре 1969 г., имея все разрешения на руках, мы перенесли прах в новую могилу… сходили в ближайший магазин, купили 2 бутылки непонятного цвета и вкуса вина «бормотухи», которые выпили на могиле, помянув Сергея Сергеевича». Таков был КПМ, т.е. конец, а НПМ - начало было на Щелковской земле, где уже нет или пока нет жизненных следов этого выдающегося человека.

Использован материал сайта http://museum.sverdlovka.net/index.php/ourhistory/11-kategoryourhistory/14-gorodishi.html
Еще о Четвериковых http://museum.sverdlovka.net/index.php/creativewillage/13-creativewillagekategory/15-bodryachki.html
http://www.schelkovo.net/city/history/cloth_factory/
http://www.bogorodsk-noginsk.ru/arhiv/31996/8.html

|
|
|
|
Designed by http://www.cmgtechnologies.com/ , Copyright © ZhiVo 2010